Характеристика Северному, данная Каменевым, интересным образом перекликается с мнением о нем знаменитого поэта Максимилиана Волошина.
Вот что записала в своем одесском дневнике 16 (29 апреля) 1919 года Вера Муромцева-Бунина:
«Под вечер забегает Волошин…
– Я познакомился с Северным в гостиной хорошенькой женщины, – говорит с улыбкой Волошин. – Он очаровал меня. Это человек с кристальной душой.
– Как, – перебивает Ян, – с кристальной душой – и председатель чрезвычайки?
Волошин: Он многих спасает.
Ян: На сто – одного человека.
Волошин: Да, это правда, но все же он чистый человек. Знаете, он простить себе не может, что выпустил из рук Колчака, который, по его словам, был у него в руках (речь, по всей вероятности, шла о 1917 годе, когда адмирал командовал Черноморским флотом и бывал по служебным делам в Одессе, а Северный флот – членом местного исполкома Совета и одним из организаторов Красной гвардии. – O. K.). Он рассказывает, что французы пытали его. Связывали назад руки и поджигали пальцы. […] А Северный сам – против крови!» [374] .
В третий период советской власти, писал Каменев, занимая пост председателя Одесской ЧК (откуда был впоследствии снят), Северный «занял особняк известного сахарозаводчика (сейчас фамилии не помню) на улице Гоголя, № 7 (до революции – владение знаменитых коммерсантов немецкой национальности Фальц-Фейнов, создателей заповедника „Аскания-Нова“. – O. K.), которому выдал удостоверение, что никто не может ничего из дома взять, в то время как нужны были матрацы и кровати для раненых и больных красноармейцев» [375] .
Завершал бывший чекист свое письмо рассказом о мести со стороны Северного, Ракитина и Мильмана за его доклады против них, выразившейся в его аресте, чуть было не закончившемся расстрелом. Каменев обращал внимание Наркомрабкрина на то, что «человек без защиты в тюрьме может быть запросто уничтожен» [376] .
«В газетах пишут, что арестован Северный…»
У Одесской, как и любой другой, губчека возможности по сравнению со Всеукраинской, не говоря уж о Всероссийской, были куда более скромные, и допросить всех живых свидетелей, проживающих в разных частях Украины, а уж тем более в Москве, было весьма проблематично. В результате из лиц, живущих вне Одессы, Золотусскому удалось получить показания и ответы только от Северного, в то время начальника находившегося в Киеве, то есть в относительной близости к Одессе, Регистрационного (разведывательного) отдела Юго-Западного фронта. Документы не сохранили сведений о месте снятия допроса. Судя по тому, что, в отличие от других лиц, показания и допрос Северного Золотусским приводятся в печатном виде, следователь, возможно, направил по почте вопросы начальнику Разведотдела в Киев и аналогичным образом получил обратно нужную информацию. Вот что показал Северный 12 января 1921 года:
«В 1919 году я был т. председателя ОГЧК и заведующим секретным отделом при председателе Калениченко, который сидел вместе со мной во французской контрразведке и подвергался вместе со мной страшным пыткам; в то же время т. Реденс был зав. юридической частью, тов. Вихман – оперативной частью. Т. Михаил Каменев в то время был следователем юридического отдела. С ним вместе работал Масальский, впоследствии оказавшийся провокатором. Его товарищ – Сигал, который был приговорен к расстрелу за получение взятки от известного миллионера Персица, дело разбиралось в ревтрибунале. Т. М. Каменев тоже был арестован ЧК по подозрению в получении взятки в 15 000 рублей у некоего студента Шпанделя, о чем стало известно исполнительному комитету, секретарем которого был т. Ракитин… Причем оказалось после ареста Каменева при проверке анкеты Масальского, что рекомендовал его Каменев. Кроме того, Каменев обвинялся еще, что после одного из обысков при изъятии ценностей и были променены драгоценные камни на поддельные. Дело о Каменеве не было закончено вследствие оставления Одессы… и он, как все сотрудники, был освобожден» [377] .
Хотелось бы остановиться подробнее на упомянутом Северным деле следователя Сигала. Владимир Маргулиес записал в своем дневнике 17 апреля 1919 года: «Арестованы финансовые деятели Златопольский и Персиц, бывший комиссар города при гетманском правительстве Коморный и целый ряд других лиц. Первым двум, вероятно, удастся откупиться, а вот судьба Коморного незавидная, такую птицу, должно быть, на волю не выпустят» [378] . Все примерно так и получилось. Имя Семена Семеновича Коморного оказалось в опубликованном одесскими «Известиями» 25 мая 1919 года расстрельном списке, подписанном секретарем ЧК Михаилом как «отъявленного контрреволюционера, преследовавшего рабочих и профсоюзы» [379] . Персиц и Златопольский же были отпущены. Что же касается Персица, то деньги за его освобождение до казны не дошли, а осели в кармане у следователя, которым был Иосиф Файвелович Сигал, 1895 года рождения. До поступления на чекистскую службу Сигал учился в Новороссийском университете. Вначале в ЧК он был делопроизводителем, но затем по настоянию председателя Онищенко, как имеющий приличное образование, получил должность следователя [380] . Наряду со взяткой от Персица Сигалу после ареста были инкриминированы еще некоторые злоупотребления. Ревтрибуналом он был осужден к расстрелу, но казнь была отсрочена. Однако, в отличие от других заключенных чекистов, как осужденный Сигал не был освобожден и белых встретил в тюрьме. Он дал показания Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, после чего вновь предстал перед судом – на сей раз белым военно-полевым, и теперь уже, естественно, по обвинению не в должностных преступлениях, а в самой чекистской службе. На сей раз, по имеющимся у нас сведениям, смертный приговор в исполнение был приведен.
Однако, по словам Северного, «темные» дела Каменева на этом не закончились. От ответственного работника Особого отдела 12-й армии Кушнарева (упомянутого нами в качестве замначальника Особого отдела 3-й Украинской армии, арестовавшего Домбровского) и бывшего коменданта, а затем бухгалтера Одесской ЧК Чернецкого Северный узнал, что во время отступления Южной группы за ряд неблаговидных поступков Каменев был отстранен Кушнаревым от руководства ее контрразведкой, входившей в состав Особого отдела 12-й армии. В начале 1920 года, согласно показаниям Северного, он и Кушнарев узнали, что Каменев оказался членом коллегии Харьковской губчека. Они подали на него заявление руководителю украинских чекистов Манцеву, и тот отстранил Каменева, причем оказалось, что в анкете он не указал свой арест Одесской губчека. Спустя 2 месяца по возвращении Северного в Харьков он узнал от Ракитина, что их недруг занимает ответственное место в Особом отделе Юго-Западного фронта. Тогда они с Ракитиным сообщили о личности Каменева его начальству. В результате последний с очень нелестной характеристикой от начальника отдела Ефима Евдокимова был откомандирован в распоряжение ВЧК. «И вот Каменев, – писал Северный, – для ограждения себя от скамьи подсудимого избрал остроумный способ защиты – возвел клеветнические обвинения против меня, Ракитина и Мильмана» [381] .
О своем прошлом Северный рассказал, что в 1905 году он, член РСДРП, по делу о восстании на «Потемкине» был приговорен к повешению, но по несовершеннолетию выслан за границу. В дальнейшем был несколько раз сослан в Архангельскую губернию и Туркестанский край, бежал из ссылки, работал в Петербурге. До революции его знали многие товарищи по социал-демократической работе, в частности, будущие секретарь ВЦИК Авель Енукидзе и заведующий архивом революции Борис Николаевский [382] .