Незадолго до эвакуации, по утверждению Каменева, он занимался делом, который ему в юротдел передал Пузырев. Оно касалось трех ответработников, сбежавших с фронта. В последний же день все тот же Пузырев подготовил для него специальный список заключенных, которых он должен освободить: совслужащих, красноармейцев, бывших сотрудников ЧК, крестьян – участников немецкого восстания и всех тех, чьей жизни мог угрожать приход белых. Было освобождено около 70 человек. По его словам, подтвердить это могут заведующий тюремным подотделом комендатуры Ефимов [речь шла о Ефиме Семеновиче Ефимове (Шмуклеровском), которого не следует путать с бывшим политкомом 3-й армии Ефимом Иосифовичем Ефимовым (Гольфенбейном)], фигурирующим в нашей книге ранее, его помощник Орлов, старший канцелярист Борисов, курьеры и караульная команда, «которые не успели в последнюю минуту позорно бежать из Одессы».
«В тот же день, – вспоминал Каменев, – я принимал участие в уничтожении всех бумаг, которые могли попасть к белогвардейцам и принести вред в комендатуре и инспекторской комнате, что могут подтвердить тт. Горожанин [410] , следователь по важнейшим делам (при Северном), Сниткин – зав районной разведкой, Бабкин – старший курьер, Рудницкий – зав следчастью и др. сотрудники» [411] . Отбыл Каменев из Одессы с последней партией чекистов: Пузыревым, Вихманом, Прокофьевым, Западным, Койфманом, знавшим его с 1908 года Абашем. В этом поезде уезжали комендант Одессы Савицкий, члены губкома и исполкома и, наконец, рабочие николаевского завода «Наваль», мобилизованные в чекистский батальон (оставленный в Одессе после отправки на фронт). Однако петлюровцы устроили засаду, перерезав полотно, в результате чего все пассажиры вынуждены были бежать кто куда. Благополучно добрались до относительно безопасного места далеко не все. В частности, были убиты петлюровцами «главный покровитель» Каменева Алексей Пузырев и бывший секретарь ОГЧК Михаил, ехавший в поезде уже не как чекист, а как партработник.
Судьба Каменева сложилась более благополучно. Он добрался до находящегося в руках красных Житомира, где встретил уехавших из Одессы первым эшелоном одесских руководителей (Клименко, Картвелишвили) и многих своих коллег, в том числе предЧК Калениченко. Позднее Каменев убыл на фронт…
После ухода с поста члена коллегии Харьковской ЧК Каменев направил письмо заместителю начальника Цупчрезкома Владимиру Янушевскому об отказе от предложения занять ответственную чекистскую должность, обвиняя в этом зампреда Губчека Якова Лившица, что тот распространяет о нем слухи как о темной личности и лице, не заслуживающем доверия. «Принимая во внимание, – писал Каменев, – что подобное явление послужит поводом к дискредитированию советских органов (ни больше ни меньше! – О. К.) и отразится на ходе работы данного учреждения, я считаю невозможным в интересах общего дела принять предложенную Вами мне должность впредь до выяснения и призыва к порядку тов. Лифшица (так в тексте. – O. K.)» [412] .
4 августа 1920 года ЦК КП(б) У командировал Каменева в Москву в распоряжение ЦК РКП с 11-дневным отпуском. Однако две недели спустя тот же работник секретариата украинского ЦК пометил, что Каменев убыл в распоряжение Сиббюро [413] .
«Когда меня посылали работать в Сибирь, – писал Каменев, – я не хотел ехать, потому что чувствовал нечистое, закулисное, и когда Альскому, зав учетно-расп[ределительного] отдела ЦК, заявил, что не поеду, то Альский напомнил о партдисциплине, что заставило меня подчиниться» [414] .
«…оказался старый провокатор»
Мы помним, что и Ракитин, и Северный обвиняли Каменева в том, что он привел на службу некоего Масальского, оказавшегося впоследствии провокатором. В чем состояла его провокаторская деятельность?
Степан Тогобицкий, который, как мы писали, будучи арестованным белыми, заметил в числе контрразведчиков бывшего секретаря ЧК Вениамина, спустя неделю увидел в том же качестве и другого экс-чекиста – Масальского. Вот что он показал деникинской Особой комиссии 23 сентября 1919 года:
«10 сентября арестованных в тюрьме обследовали чины контрразведки в числе 6 человек, среди них я узнал в одном офицере – поручике с тремя звездочками – бывшего служащего чрезвычайки… Но не знал его фамилии и какую должность он мог там занимать. Но потом арестованные передавали мне, что это был Масальский, который служил в чрезвычайке в качестве следователя по особо важным делам, о характере деятельности… мне лично ничего не известно; другие же сотрудники говорили о следователе Масальском, как о человеке, которого можно подкупить и который за деньги все сделает. Недели за две до ухода из Одессы большевиков среди сотрудников чрезвычайки распространили слух, что Масальский сбежал и захватил с собой полмиллиона рублей денег, полученных по какому-то делу; но некоторые сотрудники говорили даже, что Масальский увел не ½, а 1,5 миллиона. Тогда, кажется, были арестованы два следователя отдела и какие-то частные лица, которые были заподозрены как хорошо знакомые Масальского, в связи с ним» [415] .
Обратим внимание, фигурирующих в показаниях Тогобицкого двух следователях, арестованных как хорошо знакомые Масальского и связанного с ним. Значит, Каменев говорит неправду, когда утверждает, что связь с Масальским ему не инкриминировали. Правда, Тогобицкий говорит о двух арестованных следователях, но ведь он добавляет слово «кажется» и вторым мог оказаться уже знакомый нам Иосиф Сигал, который, по показаниям Северного, был привлечен к ответственности не за связь с Масальским, а по другому делу, хотя и весьма схожему, поскольку речь в обоих случаях шла о взятках.
Так кем же был этот «чекист-белогвардеец»?
Каменев указал, что гражданина Кушнира, он же Масальский, знает артист одесского театра «Водевиль» Духовный, устроивший того в свое время на частной квартире, а, кроме того, у Масальского две сестры работали в бакалейном магазине Гуревича, что уже вызывает большие сомнения о его московском происхождении, да и сама украинская фамилия говорит о том, что он был, скорее всего, из «местных» [416] .
В письме в ЦК Каменев останавливается подробно на личности Масальского. Он отмечает, что никем не доказано, что, работая в ВЧК, он уже был контрреволюционером. «Масальский, – указывал Каменев, – вел дела о спекуляции и бандитизме и находился под рукой Северного как следователь по особо важным делам. Если он бежал из ЧК, то в его бегстве были заинтересованы, никто и не пытался его искать, так как он свободно ходил по Одессе и даже появлялся на Гаванной улице под носом ЧК… Кто мог знать, что, будучи арестованным контрразведкой как чекист, он будет… выдавать чекистов, хотя все попавшиеся… впоследствии вышли из контрразведки сухими… Согласно белой печати, Масальский сидел в тюрьме как чекист, и в этих же газетах вы найдете заметки от имени спекулянтов, что он, будучи в ЧК, взял взятку в 300 тысяч рублей. Какой же он контрреволюционер? Он просто то, что я упоминал, как и другие одесские чекисты. Что же касается дальнейшей его работы в спецчасти контрразведки, что же удивляться, когда мы имели с ним ряд старых работников из Центра; бывший секретарь ОЧК Вениамин, его жена, Черный, помощник тов. Лазарева – заведующего одесским 00 – и целый ряд сотрудников ОЧК и Особого отдела» [417] .
Здесь необходимы некоторые уточнения. Черный – это псевдоним Дмитриева – помощника начальника губернского Особого отдела, который в 1919 году в Губчека еще не входил и подчинялся управлению Одесского военного округа. Будучи арестованным белой контрразведкой, Дмитриев вскоре согласился на сотрудничество и помог задержать ряд ответственных большевистских партийных и военных работников, включая эмиссара военной разведки латыша Иогана Планциса, почти все они были расстреляны. Вскоре после прихода красных Дмитриев, не успевший бежать, был арестован и затем расстрелян.